Не знаю, кого мать хочет осчастливить своим покровительством, я сделаю все возможное, чтобы это была Мира. Это будет самое малое с моей стороны, что я могу сделать для своей малышки. У меня не раз мелькала мысль во время концерта отправить ее за границу, чтобы ее талант оценили не только в нашей стране, но и за рубежом. И ее оценят. Просто невозможно остаться равнодушным, глядя на ее тонкие кисти, щиколотки, на то, как она порхает на сцене, подобно бабочке.

Мы выходим из зала, подходим к служебному проходу. Нас пропускают без каких-либо вопросов. Направляемся сначала к гримерке главное героине сегодняшнего концерта.

— Нужно “вызвать скорую”, - слышу я за дверью гримерки, когда мы замираем перед ней. Сердце тревожно сжимается. Я переглядываюсь с мамой. Она выглядит встревоженной.

— Похоже кому-то стало плохо, — тихо предполагает мать, толкая дверь. Она заходит первой, за ней Дария, только потом я. Мне требуется несколько секунд, чтобы сориентироваться в происходящем вокруг. Одна секунда и я оказываюсь около неподвижного тела Миры.

— Мира! — шиплю сквозь зубы, приподнимая ее голову и легонько хлопаю по щекам. Она не реагирует.

Мне становится совершенно плевать, что на нас смотрят люди, в том числе мать и Дария. Я начисто забываю о существовании других людей. Сейчас весь мой мир сходится на бледном лице Миры с закрытыми глазами.

— Мира, детка, давай открывай глаза, — умоляю я девушку, беря ее руку, и нащупываю на запястье едва различимый пульс. Он еле бьется, как у умирающего лебедя.

Мне становится страшно. Я страх давно перестал испытывать, но сейчас в мою голову начинают лезть ужасные мысли. Например, что Мира впадет в кому и больше не посмотрит на меня своими колдовскими глазами, не сведет ими с ума. А если умрет… Как мне жить?

Подхватываю Миру на руки, не смотрю ни на мать, в глазах которой стоит вопрос, ни на Дарию, которая выглядит растерянной и потерянной. Танком пру через любопытную толпу на выход. Мне вслед что-то кричат, не слышу. Сейчас важно доставить малышку к надежным врачам и привести ее в чувство. Заставлю ее проверить вдоль и поперек, чтобы исключить любую болячку в зародыше. Потом отправлю в какой-нибудь закрытый санаторий, чтобы ее никто не тревожил, и она смогла отдохнуть.

Кто-то на выходе протягивает плед, я укутываю в него Миру. Крепче прижимаю девушку к груди, будто кто-то порывается ее у меня отнять.

— Что ты, блин, творишь, Назар? — несется мне в спину вопрос, но при этом брат, а это Наиль, достает у меня из кармана пиджака ключи от машины.

Я усаживаю Миру на заднее сиденье, придерживая ее голову. Смотрю на Наиля, он без слов меня понимает. Кивает, обегает машину спереди, я сажусь рядом с малышкой, устраивая ее голову на своем плече.

Машина несется на допустимой скорости, еле сдерживаюсь, чтобы не попросить брата поддать газу, но понимаю, в центре города невозможно разогнаться. К счастью, пробок нет, мы пролетаем все светофоры на зеленый свет.

Смотрю на Миру. Она по-прежнему без сознания, кажется, что совсем не дышит. Если бы ее грудь не приподнималась, подумал, что малышка уже не со мной. Прикрываю глаза, прижимаюсь щекой к ее макушке, стискивая зубы. Слышу, как Наиль звонит нашему семейному врачу, сообщает, что мы сейчас будем возле его клиники.

Пытаюсь самостоятельно поставить диагноз, прежде чем медики официально его скажут. У нее какая-та скрытая болячка, пожирающая ее изнутри? Мать тоже долгое время от многих скрывала свою неизлечимую болезнь. Но надеюсь, что Миру это не коснется, она слишком молода, еще многое нужно ей успеть. Например, полюбить правильного и свободного мужчину и быть любимой. Родить ему таких же красивых детей, как она сама. Стресс? Это вероятнее всего. Слишком большая нагрузка на нее легла перед концертом. К этому еще прибавить недостаток сна и полное отсутствие аппетита, хроническую усталость — удивительно, как еще сумела выложиться на полную во время концерта.

Мы приезжаем в частную клинику, нас ожидают. Один медбрат дергается в мою сторону, когда я появляюсь с Мирой на руках, но тут же останавливается, наткнувшись на мой предупреждающий суровый взгляд. Наиль с главным врачом и нашим семейным врачом идут впереди, я со своей драгоценной ношей позади. Лишь оказавшись в одноместной палате, я выпускаю Миру из своих рук, уложив ее на койку. Смотрю на все еще бледное лицо и мысленно умоляю ее прийти в себя. Отступаю в сторону, когда две медсестры подходят к кровати, начинают снимать с нее концертный костюм и переодевают в больничную пижаму. Потом берут из Миры кровь. Морщусь, когда в худенькую руку втыкают огромную иглу. Другая медсестра молчаливо ставит катетер и подключает капельницу. Никто не просит меня покинуть палату, даже Наиля на горизонте не наблюдается.

Когда все уходят, я беру стул и ставлю его возле койки. Сажусь и с комом в горле разглядываю красивое лицо Миры. Мне мучительно невыносимо смотреть на нее такую неподвижную, почти безжизненную, когда я знаю, как задорно сверкают ее глаза, как хитро она улыбается.

Я скучаю по своей малышке. Скучаю, сидя рядом. Скучаю заранее, зная, что мне придется оставить ее в больнице, ехать домой, объясняться. А хочется хоть на день забыть обо всех и быть рядом, держать руку и сжимать тонкие пальцы. Ждать, когда Мира откроет глаза и первого кого увидит, буду я.

Время тянется невыносимо долго. Таинственное молчание врачей нервировало и без того на пределе нервную систему. Наверное, только многолетняя выдержка не позволила мне на всех сорваться, как псине с цепи. Мира не открывала глаза, не подавала желания очнуться. Она лежала на кровать как спящая красавица, мертва и жива одновременно.

За окном давно ночь, а я как верный пес все еще сижу рядом с койкой и жду, когда моя ненаглядная малышка откроет глазки и попросит меня увезти ее домой. Мысленно я надавал ей столько обещаний, что жизни не хватит их выполнить.

Беру холодную ладошку, переворачиваю тыльной стороной и прикладываю ее к своей щеке, прикрывая глаза. Оказывается, мы так мало прикасались друг к другу. Совсем мало целовались, а еще меньше проводили время наедине. Сейчас дай мне шанс отмотать время назад, не стал бы растрачивать время на свои дела, на деловые встречи и формальные свидания с Дарией. Если бы дали шанс вернуться хотя бы на пару месяцев назад, я переиграл весь сценарий. А сейчас…

Слишком многое сейчас на кону. Цель, к которой я не один год стремился, перед носом, нужно чуть-чуть потерпеть, прогнуться, потом будет все, что пожелаю в моих руках. Пусть не весь мир, а всего лишь его малая часть.

— Назар! — на плечо ложится чья-та рука. Я резко открываю глаза и, не мигая, смотрю на посетителя. Это мать. Выглядит встревоженной.

Аккуратно кладу руку Миры ей на живот, поверх одеяла, поворачиваясь всем корпусом к матери. Она берет другой стул, садится напротив и внимательно на меня смотрит. Под ее понимающим и сочувствующим взглядом сразу чувствую себя маленьким мальчиком.

Будь бы мне лет так десять, уткнулся бы в ее живот и порыдал, выплеснув все сдерживаемые эмоции через слезы. Сейчас мне не солидно рыдать, спрятав лицо в материнских коленях, поэтому я просто опускаю глаза на свои руки и начинаю ковырять кутикулу на ногтях. Невроз, одним словом.

— Как Мира? — тихо спрашивает мама. Я тяжело вздыхаю. Мой вздох красноречивее всех слов. — Я поговорила с нашим семейным врачом, ничего страшного с ней не произошло.

Вскидываю голову, недоверчиво смотрю на мать. Мне никто ничего не говорил. А зря. Я же накрутил себя по самое не хочу.

— Она физически и морально истощена. К счастью, к следующему концерту восстановится, иначе это был бы караул, — мама усмехается. — Две примы и обе в больнице.

Мы молчим. Я даже не знаю, о чем сейчас говорить, как объяснить свое поведение и рассказать о Мире. Знаю, мама не станет осуждать, но и не одобрит эти отношения.

— Ты ее любишь?

Вопрос как пуля на вылет. Я даже себя чувствую именно так, словно получил огнестрельное ранение. Внутри все онемело.